Убийство в эпоху нуара: театр оперы и балета выпускает "Бал-маскарад" Джузеппе Верди

За несколько дней до выхода спектакля режиссер Филипп Разенков и музыкальный руководитель и дирижер-постановщик Евгений Хохлов ненадолго оторвались от работы, чтобы рассказать, чем сложна для театра музыка Верди, как "Трубадур" стал "Балом-маскарадом" и как развивается современный оперный театр.

Евгений Хохлов: "Это труднейший для всех материал"

- Как давно началась работа над спектаклем?

- Мы хотели выпустить его год назад в апреле. Прошли мизансценические репетиции, и мы почти уже начали репетировать с оркестром, но из-за локдауна премьеру пришлось перенести. Чтобы не откладывать работу на год, в сентябре мы сделали концертную версию. Очень хотелось попробовать "на вкус" уже разобранную музыку.

- Материал выбрал театр или режиссер?

- У нас мистическая и даже трагическая история с выбором этого спектакля. Изначально была запланирована опера Верди "Трубадур", и ее должен был выпускать другой художник. Режиссером сразу был Филипп Разенков, он делал здесь когда-то концертное (semi-stage) исполнение "Риголетто", всем очень понравилось, и мы захотели выпустить полномасштабный спектакль. После того как не стало художника, который начал работу над концепцией "Трубадура", нам пришлось думать о новой команде. Филипп уже не раз работал с Эрнстом Гейдебрехтом в Уфе, и мы позвали его, но когда предложили "Трубадура" - художник засомневался. И тогда решили - пусть это будет "Бал-маскарад".

И оперу "Трубадур", и "Бал-маскарад" я хорошо знаю, потому что ставил их в Италии и дирижировал, мне оба названия симпатичны и оба украсили бы афишу. В случае с "Балом-маскарадом" чуть больше возможностей для труппы, потому что есть колоратурное сопрано (Оскар), все-таки у нас их достаточное количество, солистам особенно приятно было, когда название утвердили приказом. Но "Трубадур" тоже рано или поздно появится в репертуаре.

- Вы готовите несколько составов солистов?

- Один состав приглашенный, его мечтал бы получить любой театр в мире. Это самые убедительные на сегодня интерпретаторы главных партий в "Бале-маскараде". Владислав Сулимский поет Ренато по всему миру, эта партия уже от него неотделима, как и Риголетто. Молодая, но уже очень зрелая певица Агунда Кулаева будет петь Ульрику. Иван Гынгазов уже спел Ричарда и в Большом театре, и в Мариинском, теперь споет в Самаре.

Наш состав тоже будет очень крепкий, правда, к сожалению, не без потерь - наш замечательный тенор Дмитрий Крыжский выучил партию Ричарда, но пока на больничном. На помощь приедет тоже уже, можно сказать, "наш" - так много он здесь спел - солист Ростовского театра Илья Говзич. Ренато будут петь Василий Святкин и более молодые исполнители. У нас две Амелии - Татьяна Гайворонская и Татьяна Ларина, не каждый театр может себе это позволить.

- Вы говорили, что эта опера трудная с точки зрения вокальных партий, а как для дирижера и оркестра?

- Это труднейший материал, без всякого стеснения могу сказать. Это опера зрелого мастера, и все, что можно было по тем временам создать театрального в музыке, все возможные спецэффекты, как мы бы сейчас сказали, здесь есть. Это очень непросто, начиная со сложнейшей увертюры и до очень сложного финала. Вот сейчас вы слышите "менуэт смерти", как его в Италии называют, это тот менуэт, под который убивают Ричарда на балу. Его играет сценический оркестр, такой оркестр в оркестре. Маленький состав исполняет этот странный менуэт, остальные солисты - аккомпанемент, чуть позже вступает весь оркестр. В некоторых постановках оркестр сидит на сцене, в нашем спектакле мы ушли от этого, хотя в концертной версии я выставлял хор на балконах, получилось очень интересно.

У Верди много градаций темповых, постоянно меняется характер музыки - по интуиции не споешь. Это есть и у Пуччини, но у него нет такой обязательной бетховенской точности в градациях темпа. У Верди невозможно от этого уйти, иначе музыка сразу становится похожей на русскую оперу. Это для всех очень непростой материал.

Филипп Разенков: "Сегодня Верди еще кому-то нужен"

- Действие вашей оперы происходит в середине ХХ века в Америке?

- Нам важна эстетика 50-х годов, в том числе в костюмах (художник по костюмам - лауреат "Золотой Маски" Татьяна Ногинова). Такая отсылка к эпохе Кеннеди, но не подразумевающая, что главный герой именно Кеннеди. У Верди Ричард - глава государства, в одной из редакций оперы он из-за цензуры перенес место действия в Бостон. У нас нет задачи проводить параллели, просто эта эпоха нам больше подходит для создания нужной атмосферы - атмосферы хичкоковских фильмов, жанра нуар, черно-белых триллеров.

Всю вторую половину спектакля у нас актер с карликовостью (Виталий Нуштаев) играет роль альтер эго главного героя. Это основная задумка спектакля: в какой-то момент колдунья Ульрика дает Ричарду некую маску, в которой он начинает видеть свое будущее. Такую форму мы выбрали, чтобы визуализировать ее предсказание. Актер именно с такой индивидуальностью нужен, чтобы показать, как часто мы не те, кем себе кажемся. Ричард абсолютно в себе уверен, он такой большой ребенок, нарцисс, вступивший в этот болезненный любовный треугольник с женой лучшего друга и не замечающий ничего вокруг, в том числе зреющего заговора. То есть перед нами человек с неадекватной самооценкой. В этом актуальность сюжета - все мы до сих пор вступаем в болезненные отношения, потому что не можем разобраться с собой. Наше альтер эго Ричарда выглядит маленьким, неуверенным, испуганным ребенком.

- Вы встречались на паблик-токе с психологом Константином Лисецким, чтобы поговорить о проблемах героев "Бала-маскарада". Именно в этой опере так важна психология?

- Театр и психология - очень тесно связанные вещи. А мы часто смотрим на оперу как на  способ усладить свой взор красивой историей. Но на самом деле красота в любой опере очень спорная. Сплошь и рядом все друг друга убивают, изменяют, ненавидят. Но мы любим романтизировать собственные проблемы и выставлять их в красивом свете. Тем самым мы подсознательно оправдываем себя. Вместо того чтобы заглянуть в зеркало, честно на себя посмотреть и поругать.

Я за то, чтобы театр побуждал нас критически мыслить. Это не значит, что он должен быть назидательным, отталкивающим или некрасивым. Для меня важно, чтобы он нес в себе мысль. И в случае с "Балом-маскарадом" эта мысль возникла не в моей голове, мне кажется, она заложена у Верди. В музыке многое подсказывает, что главный герой не видит, кто он есть на самом деле.

- На "Золотую Маску" в этом году номинирован ваш рок-мюзикл "Фома", поставленный по песням и биографии Юрия Шевчука. В том спектакле вам тоже важно было разобрать психологию персонажей?

- Этот спектакль - дань уважения Юрию Шевчуку и его первой супруге Эльмире, которая трагически ушла из жизни. В основе сюжета - история их любви и ее в каком-то смысле подвига, она была таким ангелом-хранителем, спасала Шевчука в разных трудных ситуациях (а сам он по молодости был человек импульсивный). Я очень люблю рок-музыку, эта история и песни вдохновили меня. Психология, конечно, всегда важна, чтобы создать достоверный спектакль. Но там история, скорее, более близкая к нам с вами, про нас, про страну. Все-таки другая.

- Чаще приходится работать с таким материалом или с классическим?

- По-разному сейчас. Когда есть песни Шевчука, то они уже сами по себе работают, потому что люди их знают и любят. А когда есть опера Верди "Бал-маскарад", ее сегодня даже один процент не знает, даже среди тех, кто учился в консерватории, поверьте, знают далеко не все. И мы имеем, с одной стороны, произведение, которое называем шедевром, с другой стороны, никто не знает, что это. Когда-то Верди пели на улицах, сегодня его и в Италии на улицах не поют. Что с этим делать? Оставить все как есть, сделать просто красивую картинку? Но сделать картинку можно в любом спектакле, зрители придут, примут на ура, скажут, какие были красивые костюмы и декорации. Но ведь Верди, как и любой другой автор, писал не для того, чтобы потом, через века, пришли и восхитились костюмами. Все-таки это труд, в который композитор вкладывал какую-то мысль. Задача оперных режиссеров - не "сохранение классики". Я вообще не за сохранение, время само рассудит. Сегодня Верди еще кому-то нужен, на него приходит зритель, а может быть, пройдет 20-30 лет, и все кардинально изменится. Современная интеллектуальная музыка стремительно движется от оперного звучания. От того накала страстей, который есть в опере. У людей XXI века чувственное восприятие музыки меняется.

Я думаю, что лет через 30 оперы в том виде, в каком она есть сейчас, не будет. А может быть, даже и раньше. Вот сейчас скандал - Богомолов поставил в Перми оперу "Кармен". Понятно, что там никакой оперы Бизе нет, он от нее не оставил камня на камне. И мне, скорее всего, это не понравилось бы. Но я считаю, что это естественный процесс: чтобы опера возродилась, как птица Феникс, она должна умереть. Сейчас, видимо, будет происходить процесс трансформации и в чем-то умирания традиций.

Возвращаясь к вопросу: чем отличается оперная музыка от музыки любого поп-композитора, даже самого качественного? В ней скрыто много подтекстов и смыслов рациональных. Все эти оперные сложности и повороты написаны ведь не потому, что люди хотели слушать именно такую музыку, а потому, что композитор вкладывал в нее мысли персонажей. То есть оперная музыка - это определенный текст, который мне нужно как-то визуализировать и сделать понятным для зрителей. Хочется, чтобы зритель приходил на спектакль и что-то понимал.